Не хотелось уходить с реки, но надо было. Расслабившиеся после многочасовой подводной охоты и разомлевшие возле костра, без особого энтузиазма взвалили мы на себя тяжелые рюкзаки и зашагали по натоптанной нами в снегу тропе.
Вечерело. Тропинка поднялась от реки вверх на прибрежный откос. Восточная часть неба потемнела, и на ней красовалась полная, яркая луна. Ее отражение купалось в черной, масляной реке, слегка меняясь в очертаниях и переливаясь расплавленным серебром из-за колебания поверхности воды и веток кустарника, стеной стоящего вдоль самого берега. Казалось, этот сказочно холодный пейзаж слева от нас был сотворен волшебницей ночью. А справа еще не ушел ясный зимний день. На заснеженной вершине косогора в рядок стояли березы. Переплетение тонких, свисающих по краям, ветвей резким черным кружевом ложилось на малиновое небо. Стволы берез и снег под ними тоже имели розовый оттенок. Усиливающийся мороз сковал уснувшие деревья, и все вокруг застыло в звенящей тишине. Не хотелось нарушать ее даже хрустом снега под ногами. Не сговариваясь, мы остановились и смотрели.
Очарование тихого зимнего вечера я вбирал в себя не глазами и ушами, а завороженным сердцем и распахнутой душой. Прямо надо мной у неба был удивительный цвет: в нем сходились чернильно-фиолетовые тона ночи и розово-малиновые — дня. Я подумал, что не случайно оказался в этом месте.
Середина природного суточного цикла наводила на мысль о середине жизни, собственного жизненного цикла. И от того, какими глазами на это смотреть, какой цвет хочешь увидеть, такой ты и есть: темные тона — приближающаяся старость, светлые — все еще не ушедшая молодость...
(с) Дом Рыбака - 2001